«Но – кто имеет жизнь у моря...» (фрагмент)

В Гипке, Ройской волости, на тихой лесной опушке, стоит дом с очаровательным названием – Путнумуйжа. За ухоженной территорией следят господин Эрикс Сенес и его жена Мария – его жену видели в Колке, но сама она родом из Валдемарпилса. Можно ли назвать себя настоящей цыганкой?
— Да, это дом моего отца, построенный в 1928 году. Смотри, этот дуб во дворе посадил мой отец, и теперь он служит мне своего рода громоотводом, потому что растёт на пересечении рек. Мой отец всю жизнь был рыбаком. Я тоже часто ходил к морю смотреть за сетями — это было интересно.
Помните ли вы что-нибудь об обеих профессиях?
– Как я мог не знать? Хотя я был ещё мальчишкой, я помню вторжение русских в 1940 году. В 1941 году мою тётю, её мужа и моего кузена, семью Штурм, отправили в Сибирь. Мой двоюродный брат погиб в Сибири. Русским не суждено было долго свирепствовать. Вскоре пришли немцы. Во время немецкой оккупации в нашем доме жили два немецких офицера. Их отношение всегда было корректным и твердым. Я помню, как немецкие солдаты часто угощали меня шоколадом. Когда русские снова начали продвигаться в сторону Курляндии, всех жителей побережья эвакуировали на расстояние до 20 километров. Мы оказались в Кальки. Когда война закончилась, многие мужчины ушли в лес. Мы вернулись в дом отца в 1945 году. Русские вели себя как разбойники. Помню, как во время налёта на навоз русские солдаты сорвали с кармана отца карманные часы и даже не прикоснулись к алюминиевым кастрюлям на нашей кухне. В 1949 году владельцев Вецвилок депортировали. В 1954 году меня призвали в армию, а в 1958 году я вернулся – к тому времени уже была создана так называемая пограничная зона. Рыбоперерабатывающий цех в Гипке также продолжал работать. Цех в Гипке работал и в период независимости, а в Пурциемсе также был рыбный цех – мастером там работал Шультманю Паулс. В шестидесятые годы я работал электриком на «Банге», также в цехе в Гипке, где мыл рыбу. С 1962 по 1980 год я работал техником на навигационном маяке в Гипке.
Помните ли вы какой-нибудь любопытный случай?
— Конечно. Мне когда-то пришлось писать автобиографию. Потом меня отправили в Ригу — в так называемый збор. Вместо збора повели на проверку. Там спросили, знаю ли я некую Элизабет Родригес. Я ответил, что знала — сестра моего отца (она эмигрировала в Южную Америку). Они снова спросили — почему ты не сообщил? Я ответил, что тогда, когда сестра отца была здесь, я был ещё хорош, пусть и в рамках плана. Этого им хватило...
Из Швеции прислали резиновые сапоги Dunlop. Разозлённый пограничниками, я бросил их в сторону моря через огороженный пляж. Русский смотрит – иностранные сапоги, значит, кто-то вылез из моря. Ну, уже шум поднялся...
Помню ещё зелёные мячи в клубе «Гипка». Мужики были разогреты, настроение приподнятое – им нужно было идти развлекаться с солдатами. И они пошли с ними.
Были ли какие-то нелепости или трагические события?
– Как же мы без них обходились. После войны все доты и окопы были полны патронов и взрывчатки. Что ещё нужно было ребятам? Мы развели костёр, погрузили туда всё имущество и себя – целыми и невредимыми. Шум стоял ужасный. К сожалению, не всё закончилось благополучно. Помню, как Густавсонсу Леонарду снарядом оторвало руку. В советские времена в рыбную муку перерабатывали до 50 тонн рыбы в день. Последствия мы ощущаем и сейчас.