Из книги Адольфа Эрса «Видземе в боях за свободу» о жизни беженцев в Валке.

Народ спасает живую силу

Page 18
В мрачный период, когда немецкие оккупанты остановились между Елгавой и Ригой, близ Даугавы, когда вся Видземе была лагерем для беженцев, сформировалась группа передовой интеллигенции, решившая встать на северной границе Латвии и удержать Латыши от утопления в России.
Северная Латвия вместе с Валкой и Валмиерой стала бастионом для защиты беженцев от наводнений.

Page 19
Крупнейшие латвийские хозяйственные организации - Латвийское центральное сельскохозяйственное объединение и "Конзумс" по мере укрепления фронта под Ригой эвакуировались из Риги, но в Россию не поехали и обосновались в Валке.
Сеть комитетов беженцев распространилась по Видземе и Латгалии, а также по России, куда уже успели уехать многие беженцы. Комитеты беженцев были подобны теплым гнездышкам для отдыха странствующего народа. Здесь связывались и встречались родственники и соседи, разбросанные по городам и весям поспешным отъездом с родины. Отделения связи разделили газеты. В комитетах по делам беженцев слышали латышский язык, который для многих был единственным. Они содержали латышские школы, одевали и кормили. Был также широкий спектр общественной деятельности: объединение людей и формирование политических идей. Пыльные телеги на Видземских шоссе, которым не хватало хлеба, останавливались у дверей комитетов. Кто не имел жилища, тот и позаботился о нем. Комитеты заботились обо всех нуждах беженцев. В ходе его отчуждения была оказана большая моральная и материальная поддержка изгнанным из дома лицам, ищущим убежища. Финансирование этой работы было предоставлено общественностью в виде пожертвований и правительством.
Во времена Валки и Валмиеры беженцы стали латышскими духовными и экономическими центрами. Духовной опорой латышей, собравшихся в Видземе и рассеянных по России, были газеты.

Page 20
Наибольшее значение в это время имела газета «Лидумс», переехавшая из Риги в Валку вместе с центральным обществом и «Конзума». «Лидумс» выражал определенную национально-патриотичную идею, которую лелеяло большинство латышской интеллигенции. Сначала в нем упоминалась Латвия как автономная часть России, но позже говорилось о независимой Латвии. Центральное объединение крупной крестьянской организации и Конзумы были готовы пойти на все возможные жертвы для сохранения материальной и духовной культуры Латвии, а также для укрепления и реализации национальных идей. Их лидеры понимали судьбу и нужды латышей. Среди них были такие люди, как К. Улманис, В. Скубиньш, П. Сецениекс, Э. Бауэрс, В. Силиньш, Эд. Лаурсонс, Дж. Блумбергс и другие руководители и сотрудники этих организаций. Вокруг «Лидумы» собралась почти вся уехавшая из Риги национальная интеллигенция, в списке его сотрудников были имена всех латышских писателей, поэтов, художников, публицистов, агрономов, ученых и политиков того времени; это были Й. Акуратерс, А. Аустриньш, Э. Бауэрс, Й. Эзериньш, Э. Фривалдс, В. Гулбис, Й. Яншевскис, Алфр. Калниньш, А. Кениньш, К. Круза, А. Кродерс, Ю. Лапиньш, Л. Лайценс, З. Мейеровиц, В. Плудонс, П. Розитис, В. Силиньш, К. Скальбе, В. Скубиньш, К. Улманис, Эд. Вирза, Э. Вульфс udc Газету редактировал Ото Нонакс. Как опытный журналист, латышский патриот и дальновидный политик, он смог перевести мысли деятелей латышской материальной культуры и найти гармонию между ними и идеологами духовной культуры.

Page 21
Таким образом, между издателями Лидумы, которые также были руководителями центрального общества и Конзума, и сотрудниками всегда было наилучшее согласие. «Līdums могла смело говорить о вещах, близких сердцу латышей, и как единственная газета, широко распространявшаяся в то время на латвийской земле, приобрела ведущее значение.

П.
О важности Валка в это время еще придется помнить, говоря о создании Латвии. В реализации важных национальных идей принимали участие не только разведчики из Риги, но и местные жители. Северная Латвия была подготовлена ​​к патриотической борьбе до того, как на границе, особенно в Валке, развернулось соревнование между эстонцами и латышами за национальное превосходство в культурной и экономической сфере. На протяжении тридцати лет в объединениях велась культурная работа и велась борьба с ивовым германизмом, а также поддерживалось экономическое равновесие между латышами и эстонцами. Валка стал особенно активен в общественной жизни примерно в 1905 году, когда было основано Общество милосердия и издавалась валкинская газета «Кави».
Во время войны население Валки увеличилось с 18 000 до 30 000 человек из-за наплыва беженцев.
К началу войны Валка уже была мощной культурной крепостью на севере Латвии.

Page 23
Волна беженцев сделала его главным центром всей Латвии, откуда латышская патриотическая мысль распространялась в Видземе, Курземе, а также в Латгалии.
Со времен беженцев Валка согласился играть более важную роль, чем другие города Видземе, потому что здесь располагалась политически активная газета «Лидумс», где чеканилось духовное и политическое оружие Латвии, а также потому, что здесь был перекресток, откуда с латвийской стороны трое: из Риги, Алуксне, Мозекиле, а также из Эстонии и России. Здесь были связи с беженцами во всех частях - Тарту, Плиске, Москве и Санкт-Петербурге. Здесь был большой центр беженцев.
Валкаский комитет по делам беженцев ежедневно накормил около 600 человек в своем пункте питания, впервые выдал бесперебойные удостоверения беженцев, организовал общение с беженцами, предоставил квартиры, позаботился о сауне, установил стол для чтения, медицинский пункт, бюро по трудоустройству. и т. д. Комитет по делам беженцев был создан Обществом милосердия, позднее он подчинялся Центральному комитету.
Однако бедственное положение беженцев было настолько велико и обширно, что помочь им было нельзя. Многие семьи беженцев жили в лесу в брезентовых палатках и экипажах в первый год до поздней осени, не получая никакой помощи. Были и те, кто имел честь просить о помощи.

Page 24
С беженцами пришли большие стада скота. Продразверстки закупали их для нужд армии, но животных было так много, что комиссии не могли их взять. Леса и придорожные поля заполнялись голодными рощами, потому что ни придорожные поля не могли прокормить всех животных, ни трава не могла расти, когда она уже сорвана или измельчена.

Жизнь в Валке

П.
_ пушки, эхом отдающиеся, как далекие громовые рвы, вплоть до лесов Седы у границы с Эстонией. Город знал о войне только из этих далеких дней и газет. Потоки беженцев уже схлынули, их разместили и наняли комитеты.
Аптекарь варил лекарство так, как варил двадцать лет, стройная труба полотняной фабрики дымилась, как уютная сигара, и обед был доступен в обществе. Общество милосердия организовало из беженцев хор и оркестр и поставило оратории в церкви Багаж, а приехавшие в Валку актеры выступили в Обществе гостей.

П.
_ Однако хлеб остался у всех. Каждую ночь на улице Кунгу двое мужчин крутили тележку с книгами, и из машины выпадала газета с заголовком «Лидумс». В редакции работа обычно была связана с бедной жизнью городской сенсации, а также с пристальным вниманием к фронту войны, ситуации с беженцами и латышским стрелкам. Газета перенесла это внимание и связала намеки о судьбе латышского народа и земли с пунктами беженцев в Латвии и России, домами, землянками и записями. Интуиция вспыхивала на конгрессах и встречах, чтобы обратить мысли и волю.
Эти съезды были первыми сомнительными, но героическими послами Латвийского государства. «Лидумс» доносил решения съездов до народа.
Редакторы газеты все сидели за столом в угловом доме на улице Калею и готовили рукописи. Этим они и ковали Латвийское государство: большинство народа приняло вынашиваемую здесь идею независимости. Прослойка сознательных националистов росла.

П.
_ Утром он рассказал другой редакции, что обсуждалось вчера на собрании издателей о проблемах беженцев, направлении газеты и стрелках. Затем помощники редактора должны приступить к переводу телеграмм и составлению местных новостей. Редактор О. Нонакс пишет предисловие к завтрашнему дню. В редакции он является главным интродуктором, только К. Скальбе время от времени пробовал себя на этом поприще. Позже к нему присоединился молодой одаренный журналист из Санкт-Петербурга. юр. Эдм. Фрейвалдс. Когда Антон Аустриньш тоже сидел в редакции, он сказал, что газета должна предоставить какое-нибудь замечательное литературное произведение, хотя бы из классической литературы; упоминал Сервантес Дон-Кихот. Редактор согласился. Я стал переводчиком Дон Кихота. Я также должен был прочитать вычитку и написать обзор фронта, прикрепив к карте флажки, которые отмечали, что фронт продвигается вперед, ломается или отступает. По флажкам можно было судить о том, что будет с фронтом в ближайшие дни: если поставить где-нибудь «мешок», фланги обязательно отступят. Прогнозы также сбылись. В редакцию со своими статьями приходили местные корреспонденты и сотрудники. Их было немного. Секретарь комиссии давал разъяснения по вопросам слушания войны, учитель приносил философские статьи, студент, ставший теперь юристом, приносил городскому секретарю последние решения и новости рынка, а Меднис писал о невыносимой сельской жизни. дороги.

Page 29
Однажды ночью над Валкой пролетел немецкий дирижабль, метнув железнодорожный шар, но ни один из них не попал в цель. Один упал во двор дома и убил двух женщин - мать с дочерью. Всю ночь и весь следующий день в городе царила паника. Город со всеми домами, наверное, разбежался бы, но невозможность оставила всех на месте, и жизнь снова пошла на лад, как будто и не было тыла на фронте. Читатели знали, что было в строках вступительных статей газеты. Это были мысли о Латвии.
Вскоре с фронта приехали художники: Струнке, Убан и Тоне; Сута из России. Они были солдатами, тогда, может быть, больше солдатами, чем художниками; Сута привез кубизм из Москвы. Это было новое и невиданное, о нем говорили в городе, когда Сута читал лекцию в Латышском обществе.
Однажды в редакцию пришел стройный, щедрый офицер из Петербурга с важным известием. Разговаривал грубо и расчетливо, казался скорее аристократом, чем крестьянином. Не хватало латышской искренности и простоты. Не было обычного человека. Редактор привел его в свою квартиру. И было так, что офицер простер руку и ушел.
«Мейеровикс, — пояснил редактор, — из Санкт-Петербурга, по делам беженцев».
«Великое равенство, но и разница с крестьянином Ульманом. Определенная личность», — добавил Аустриньш.
«Один город, другая сельская местность», — говорится в редакционной статье.

Page 30
Время от времени в редакцию приходил агроном Карлис Улманис со статьями о спасении людей от исчезновения в России, о содержании беженцев, о политической организации. Но среди больших статей он принес и краткие замечания об очищении латышского языка от германизма и русскости. Благодаря новым словам, которые он придумал, вместо слова «конвертировать» появился конверт. Может другие не помнят. Он призвал писателей писать о современных событиях. Современные события того времени только сейчас включаются в письменность, потому что тогда они казались слишком близкими для воплощения в образах искусства.
Когда в редакцию попал новичок, казалось, повеяло потеплее. После этого все снова пошло нормально.
Люди в Валка остались вместе, хотели встретиться, поговорить, услышать что-то новое. Редакция и близкие ей люди выезжали из города субботними вечерами на улицу, рядом с владельцем Ruķeļi Янисом Павловичем. Он жил в нескольких километрах от города между обширными плантациями капусты и яблонями. Скальбе оживлял эти вечера политическими беседами, Аустриньш – песнями сквозь стену.

Page 31
Однажды приехал и нынешний премьер-министр Карлис Улманис. В то время еще не представляли, как будет развиваться Латвия, будет ли у нее автономия или независимость, но уже давно велись дискуссии о латвийских деньгах, о роли железной дороги в латвийском бюджете, аграрной реформе и разделе имений - с или без вознаграждения.
Через два дня община Валка и соседи поспешили в Валкинскую сберегательную кассу. Там Улманис прочитал лекцию о своем опыте в Америке. Выступление раскрыло беспрецедентные для Латвии вещи, американские привычки, виды работы и большую преданность делу, когда работа является самоцелью, святостью. Юмор говорящего сменился серьезностью, он не мог стоять на месте и ходил во время разговора.
Вскоре после того, как революция проложила путь к свободной организации, в том же помещении было проведено важное собрание, на котором присутствовало около 200 делегатов из 17 мест. Это было учредительное собрание Союза фермеров Латвии. Заседание вел Карлис Улманис. Это была первая такая масштабная организация латвийских фермеров в жизни латышского народа. В союзе уже могло быть 1500 членов. Встреча состоялась 29 апреля 1917 года. Новая организация, возглавляемая К. Улманисом, стала важнейшим организатором Латвийского государства, а позднее и лидером в важных государственных делах.
Новые времена уже витали в воздухе. И действительно, вскоре наступили новые, важные события, но исхода никто не предсказывал.

Page 32
Рев революции раздался на полях войны. За фронтом, также в Риге, выступали и писали резолюции съезды и собрания, иные провозглашали мир до окончательной победы, иные мир без аннексий и контрибуций.
Вальку это пока не беспокоило. Работа газеты шла нормально. Городской секретарь принес в редакцию отчет о заседании совета. Хозяин Рукели принес статью с хорошими политическими идеями. Он встретился с агрономом Улманисом, получил хорошие новости из Риги, и там было издано постановление о прекращении реквизиций. Но тут в редакцию вошел лучник с Рижского фронта. Однако было убеждено, что на фронте уже что-то нехорошее. Солдаты не отдают чести офицерам, дисциплина размывается. Солдаты говорят о предательстве офицеров, но братаются с немцами. Были и агитаторы в латышских полках, которые говорили, что буржуазию надо стереть с лица земли и что власть должна быть передана рабочим и солдатам путем избрания советов.
«Надо готовиться к серьезным вещам, что-то случится», — сказал лучник.
— Фермеры тоже скажут, — тихо сказал редактор, глядя сквозь очки на окно, где на крыше блестел февральский снег.
Происходило что-то важное. Рядом с национальным вырос еще один слой нации. Оно не называло нации и знало только два слова: буржуазия и пролетариат.

Она
проповедовала полемику, даже кровавую борьбу двух слоев: национального и интернационального.
В нем ничего не было заметно. Телеграф, вероятно, ничего не знал о двух слоях.
«Все в лучшем порядке», — докладывало оно с фронта и из жизни.
Но вскоре, как бомбу дирижабля, Вальку потрясло известие, что царь отрекся от престола. Вспыхнули митинги: Свобода, Свобода! Принеси, право!»
Когда редактор порвал телеграмму об отставке Николая, на крышу за окном просочился мартовский снег. Теперь у редактора не было времени это увидеть.
«Правильно», — протянул он телеграмму переводчику.
Радость светилась на лицах всех редакторов. В том, что без царя Россия рухнет, сомнений не было. Но Германия? Никто не сомневался, что Германия потерпит поражение на западном фронте. Тогда наступит святое на сотни лет время, когда латыши заявят: «Ну, Латвия свободна!»

Page 35
В Валке состоялся второй широкий съезд общественных организаций. Здесь Микелис Валтерс провозгласил принципы латвийского государства такими безопасными проектами, как латвийский Сейм и деньги. В то время многим это казалось слишком далеким.
Эти съезды были первыми сомнительными, но надежными послами латвийского государства. Их резолюции были хорошо восприняты народом, хотя великие ораторы митингов свергли провозглашающих имя Латвии, и их свистки их не подвели.

В состоянии революции

Страница 36
«Наступила новая эпоха, поэтому в зале Общества начал говорить первый оратор: «Мы, латыши, теперь сможем строить свое самоуправление и культуру по своему разуму и советам, не слушая разума. и советы других…»
Публика аплодировала, но один присвистнул. Это был не весенний скворец, а молодой человек с ироничной улыбкой. Он не стал ждать, пока закончит первый оратор, а взобрался на стул и сказал, что оратор пускает голубой туман. Не слушать контрреволюционеров, а прийти на большой народный митинг, который состоится завтра на Лугажской площади. Там вы услышите правду о целях революции и текущем моменте.
Зрители смотрели и недоумевали: кто он?
"Школа" прошептала странное, неслыханное слово.
Город нашил красно-бело-красные и сине-черно-белые флаги, даже пожарные и общество раскатали свои пыльные флаги и пошли на базарную площадь холма, откуда была прогулка по городу до Багажной площади в честь революция. Перед горным рынком уже развевались красные флаги, с которыми прибыли солдаты. Собрался лес флагов, и у каждого были свои последователи: члены объединений за флаги обществ, латыши за латышский флаг, эстонцы за эстонские флаги, солдаты за красных и рабочие полотняной фабрики. Впереди марша из круглых щек маршировал пожарный оркестр.

Page 37
За красными флагами последовал частный оркестр, который попеременно дул в Марсель и марш Радека.
Хвост процессии рос на каждом перекрестке улицы: присоединялись любопытные, желающие увидеть и услышать что-то, чтобы быть чем-то, и те, кто испытал радость свержения царя без звонка. Река влилась в Лугажскую площадь, сотрясая весь город. Начались выступления.
Все хотели сказать то, что у них на душе, но не у всех получалось.
О важности этого праздника рассказал первый представитель муниципалитета, вставший на трибуну, построенную из пустых ящиков. Когда-то был свергнут тот, кто узурпировал трон, и была свергнута та свобода, которую латыши и эстонцы обрели в своих автономиях. Оратор говорил довольно долго, но больше ничего не сказал. Это была суть его выступления.
Наканунешний оратор, обещавший раскрыть правду о текущем моменте и целях революции в обществе, поднялся на трибуну при аплодисментах первого и крикнул: «Правильно «Урра!»
Следующий оратор был так молод, что пора было говорить:

Страница 38
«Участники! Уже когда я понюхал в тюрьме, «начался», пролетариат организовался на борьбу за самоуправление. Участники! Так сказать, пролетарии, вы, как пример пахнущие в так сказать подвальных квартирах, вы - рабочие массы, которых высасывают из капиталистов и буржуазии, взращивая свое классовое сознание и, так сказать, борясь революцию, чтобы рабочий класс был единственным классом, стоящим, так сказать, над империализмом и на революционных основах класса. Массам рабочих жить! Долой буржуазию. Да здравствует революция! " На митинге "Праитильно" именовались, "в ура" как бы идущие в кинжальной атаке.
Затем на трибуну поднялся местный представитель общества. Он тоже не был хорошим оратором, но ему пришлось выступить на церемонии.
"Мои господа и дамы. Произошла революция. Машину свергли, а муниципалитет кончается с Рашками. Революция тоже закончилась. Теперь надо подойти к делу творчески…»
«Это только начало!» его прервал солдат, стоявший рядом с предыдущим оратором.
«Да, начинается борьба за Латвию, — продолжал спикер, постепенно разогреваясь: — Латышам пора вырваться из-под опеки и встать на ноги. Мы должны стоять как один человек, чтобы достичь идеалов, за которые уже боролись Кронвалдс, Аусеклис и Валдемарс. Мы должны думать о Латвии, которая принадлежала бы латышам, но не всем…»

Page 39
Раздались резкие свистки, за которыми последовали крики «Хватит!» Шумеры были размещены в разных местах. Они не молчали, пока с трибуны не сошел оратор. Тогда звали представителя Исколастрелы.
Он говорил на международном уровне, давая мир во всем мире и хлеб всем. Он также наказал капиталистов и обвинил контрреволюционеров. Его выступление также закончилось криками Урала.
Когда на ложу попал националист Рудайнис, воздух уже был пропитан звуками интернационала, который играл оркестр после выступления представителя большевиков.
Рудайнис начал свою речь словами: «Свободные граждане и граждане! Национальные цели…», но дальше не пошел, потому что кто-то крикнул «Везите граждан к жизни, рабочие!» и люди в солдатских голенях присоединились к миксеру: «Правильно! Правильно!»
«Поговорим, поговорим!» призвали сторонники горожан.
Потом началась мешанина криков, что со словом никого не осталось. Крики перешли в крики и угрозы. Кулаки поднялись в воздух. Зрители испугались кулачного боя и начали расходиться. Тогда пожарные первыми свернули флаги и ушли. То же самое произошло и с другими флагами, только красный остался, но публики больше не было, кроме солдатских голеней и каких-то частных крикунов и свистков. Праздник заканчивается меньшим праздником, чем он начался. Частный оркестр маршировал в доме с Марселем.

Page 40
Народные мысли перестали быть едиными. Двусторонние ораторы, националист и интернационалист, каждый уверенно шагал по улицам Валки. Когда они встретились, то посмотрели друг другу в глаза; желая прочитать там ответ на вопрос: не враг ли ты? Разве ты не предатель народа?
Все было в порядке. Один мечтал о невозможном братстве народов, другой о братстве и существовании своего народа. Один на площади Лугази был поддержан организованными оорайскими знаменателями и свистками, другой упомянул о тихих мыслях людей, которых застенчивые люди мирного городка сочли неуместным защищать с криками и свистками и вышли из дома ждать своего часа, что не мог прийти.

Page 41
У каждого были свои сообщники.
После отставки царя началась суматоха, именуемая революцией. Это расстроило войска и фронт.

Page 42
Война утихла, и пришло время говорить. Митинг последовал за митингом. Митинги прошли на площадях, в светских домах и церквях.
Национальные организации, газеты и муниципалитеты были ликвидированы интернациональными «исколатами» — большевистским исполнительным комитетом.
Латышские полки не ограничивались большевиками. Они основали Национальный союз солдат, руководство которого также пришло в Валку с революцией и поселилось перед почтой со своей газетой «Лайка Вестис», которая благополучно сражалась с Коммунистической борьбой и Свободным стрелком школьников, пока не была закрыта в так же, как Лидумс. Руководителями этой газеты были А. Пленснер и А. Кродер.
Видя, что армия разваливается, солдат-националист не вернулся на фронт, а остался в Валке, присоединившись к Национальному союзу латышских солдат, целью которого было сплотить латышских солдат, удержать их от перехода с русскими и Россией и использовать их в качестве вооруженной силы для создания Латвийского государства. Национальный союз солдат переехал в Валку из Цесиса.

Страница 43
Сообщение Времени проходило по определенной национальной линии. Это был чертополох в глазах большевиков. Лайка Вестис призвала присоединиться к Национальному союзу солдат и защищать Латвию, которая не связана с Россией. Дух газеты был о "Лидуме", только с более воинственным тоном.
«Квартирный кризис», — говорит житель Валка.
Приток солдат заставил это слово звучать. Прозвучали и слова - реквизиция квартиры. Штаб и советы реквизировали помещения. Население пришлось теснее сжать.
Редактор был рад иметь комнату на улице Семинара с таким низким потолком, что поэту Антону Аустриньшу приходилось наклонять голову, и окнам так низко, что он мог видеть прохожих. Наиболее заметным кризисом был жилищный кризис. Писатели, художники и их друзья собрались в пятницу, чтобы прочитать новые стихи и обсудить политические новости. Аустриньш, любитель старолатышских традиций, называл вечера пятничными. Здесь читали свои работы К. Скальбе, Э. Вирза, А. Аустриньш, Я. Акуратерс, А. Пленснерс, А. Кродерс, Павил Розитис и другие, здесь видели художников Струнки, Тони, Убани, Стендери, игравших на скрипке, а из Петерпилса консерватор Х. Козловска спела неслыханную песню из Латгалии. Здесь также были замечены Й. Грина, А. Бардс и В. Дамбергс и Юлийс Розис из Тератата.

Стр. 44
Стрелок Рудайнис поселился со старым знакомым в маленьком домике Семинара, где также жил молочник, приехавший из Курземе, теперь зарабатывавший набивкой и продажей сигарет в местных газетных киосках, а в другом конце дома механик различных тонких изделий из железа. Когда в редакцию приходили писатели и художники, мог присутствовать и Рудайнис. Приходилось удивляться и спрашивать, что среди них нет последователей Школы. Вот и все защитники независимости Латвии.
Здесь Рудайнис обрел уверенность и ясность в своем убеждении. Он понял, что теперь все латыши должны держаться вместе, потому что настало время, когда они вместе могут даже обрести независимость.
Однажды вечером, проходя мимо церкви Святого Иоанна, он увидел свет в окнах. Какой могла быть служба при большевиках? Он подумал и пошел посмотреть, что делается в церкви. Церковь была полна людей. В алтаре стоял интернационалист и, подняв руки, произносил предвыборную речь, совсем как пастор Купч. На соло сидели солдаты и частные лица. Посередине церкви также была дорожка для зрителей. Войдя, Рудайнис снял шапку, как в церкви, но когда остановился посреди церкви, то увидел, что все в шапках, совсем как в синагоге. Здесь рука получила локоть абитуриента.

Страница 45
«Члены, наденьте шляпу! Ты что, без шапки такой буржуйский?»
Смешно звучало на всех углах улиц крики «Сбобо-о-о-да»! Свобода! "
Интернационалист говорил о только что созданном едином фронте буржуазии и мирового пролетариата: «Они живут, так сказать, в замках, а вы живете в подвальных квартирах. Они отправляют вас умирать в окопах, как, так сказать, ваших братьев послал Вилий второй. Долой войну! Давайте покончим с этим и передадим траншеи нашим немецким братьям. Тогда они тоже сложат оружие. Мы будем братьями! Да здравствует братство!»
"Пра-ра-авино!" прозвучало в церкви.
Теперь, товарищи, вы увидите, что к нам присоединится французский, английский и американский пролетариат, черные колонии, проливающие кровь на западном фронте. Пролетариат, так сказать, заключит мир навсегда. Это будет мир, после которого народ больше не будет восставать против народа, брат против брата, член против члена. Не будет народа, будет только пролетариат…»
Рудайнис не понимал, почему должен быть только пролетариат, почему не будет людей, которые поверили бы, что немцы могут быть так добры к русским.

Page 46
Вскоре после этого Рудайнис, прогуливаясь по церкви св. Иоанна, увидел еще одну сцену – там в сопровождении солдат группа с плюшками и подушками вошла под мышки земляку. Жители говорили, что в церкви устроен буржуазный концлагерь. Эти крестьяне пришли из замков, о которых недавно говорил с кафедры буржуазный землекоп? В Валке не было ни замков, ни подвальных квартир. В церкви полно крестьян, аптекарей, пасторов... Пастор и два смилтенских владельца по дороге в Валку были расстреляны и брошены в канаву.
Житель Валки тихо повернул голову: чего мы еще не испытаем.
Вернувшись домой из церкви св. Иоанна, Рудайнис встретился со своим другом и Антоном Аустриньшем, исправляя послания и стихи, принесенные из редакции. Через мгновение прибежал поэт Э. Вирза, снял стрелковый шинель и вынул из кармана грязную бумажку.
«Послушайте, что я написал, — сказал он, — приближая упавший нос к глазам».
Держа в руке хлыст бумаги и на мгновение подняв его над головой, но не глядя на него, Вирза продекламировала свое стихотворение «Сон в зимнюю ночь»:

Page 47
Мне приснился сон - это был не только сон.
На огромную башню, что призрачно старая и старая,
я взошел, и что видят глаза,
Так что, когда они закрыты, они спят,

Знакомясь с ритмичной музыкой, красотой ритмов и великолепием картин, поэт продолжил декламацию разрушительного для школы стихотворения, заключив:

«Затем шум стих, и все затряслось.
Зверь был разорван от большого раздувания.
Вокруг стоял такой запах, что
я закрыла глаза Я вдруг закрыла глаза.
Она закончила свои дни бесформенной и обширной
, Она не будет клясться страшным названием школы.

Он сунул бумаги в нагрудный карман и посмотрел на публику.
«Адский свисток, — сказал Аустриньш, — ты прочтешь его завтра вечером».
Я хотел бы подтолкнуть его к школьной двери, - таинственно сказал поэт тихим голосом.
«Тогда вам придется переписать его на машине». Я знаю, где машинка».
В пятницу вечером стихотворение уже было переписано и утром постучало в дверь «Исколаты».
Вряд ли он был бы похож на автора стихотворения, если бы не наступили новые, важные и неожиданные события.

Page 48
Ожидания братских агитаторов не оправдались. Немецкая армия завершила братство стремительным маршем по видземским шоссе через Цесис, Валмиеру и Валку на Псков и Нарву.
Ношение этого сюрприза ознаменовалось двумя мощными взрывами, от которых дом на улице Семинара поднялся, сжался и глубже погрузился в землю. Со стороны вокзала огромным облаком вздымался в голубое солнечное небо белый дымчатый дуб. Склад русских боеприпасов взмыл в воздух, далеко разбрасывая ядра и патроны и вырывая в земле огромную яму, рассыпанную по разорвавшимся снарядам, которые валенсийцы собирали в вазы для цветов. Свой братский приезд в Валку немцы подтвердили двумя вешалками на площади Иоанновской церкви возле телеграфных столбов. Вешалки три дня висели босиком, потому что сапоги украли в первую же ночь. Они были не революционерами, не большевиками, а жертвами, избранными немецкими завоевателями для представителей революции.
Сама революция с Исколатом и Исколастрелем покатилась на восток и покатилась в Россию.
Дом на улице Семинара двое суток трясся от колес проезжавших мимо шоферов.
Это были колеса уходящих русских и прибывающих немцев.

Немцы входят в Видземе

Page 49
Сапоги с немецкими шипами так ужасно звучали на улицах, что люди пробирались в комнаты и даже не решались выглянуть в окна. Город был мертв.
Старая стальная шлифовальная машина на улице Семинара до сих пор режет свои текилы, потому что к повседневной жизни она не имеет никакого отношения. Механики нужны на всех объектах и ​​во всех странах. Будет что-то вроде револьвера, шпаги или кинжала для солдат каждого правительства, но для людей в кастрюлях и ножах. Мастер продолжал работать и жить. Позиция не становится ловушкой.

Page 50
Когда русская армия ушла и дым дуба от взрыва покрыл станцию, наступила необычная тишина. Жители боялись, чтобы грабеж не начался так сильно, потому что русские все же отбились от своих частей и остались в городе. Последние организованные русские части ушли к завтраку. Однако ничего не произошло и днем ​​немцы двинулись в Вальку, идя в один такт с идущим впереди свистком.
На стенах тут же появились объявления о запрете им появляться на улицах и угрозе смертной казни; объявление было подписано главнокомандующим графом Кирхбахом. Пулемет растянул нос на главной улице. На углах улицы стояли патрули с готовыми винтовками в руках.
На второй день через город проехал командующий фронтом принц Леопольд. Дома разрушенный город казался вымершим, как после эпидемии чумы. Движение началось только через три дня, но оно сопровождалось тенью Кирхбаха.
Небольшая часть немецкой армии осталась в Валке, большая часть пошла по стопам русских. Немцы оккупировали всю Латвию, включая Латгалию, а также Эстонию и Литву.

Page 51
Жизнь в Валке постепенно успокоилась и вошла в норму. Не в силах сделать что-либо публичное, люди отдавались личной жизни, где забот возникало все больше, не хватало еды, запрещалось выезжать из города, не удавалось найти работу. На улицах уже можно было увидеть известных людей, членов Национального совета, актеров, художников и писателей. Эта богема была как бы сердцем нации, тихо передающим жизненную силу по всей Латвии. Его деятельность освещалась в газетах. По субботам богема также отправлялась в трехгранный дом Рукели, чтобы разбудить предусмотрительного хозяина, попариться в его сауне и выпить в нерабочее время модный кофе со сливками и сахаром. В то время это была чистая свадьба в Кане.

Page 52
На работе хозяин показал огромные кадки с капустой, когда-то заготовленные для армейского живота. Они были как башни Ерсика, выше стены, но теперь пустые.
За это время все были в тесной семье, чувствуя, что только единение может их спасти, внушали друг другу веру в будущее Латвии, и она оставалась выше уровня, не впадая в пессимизм. Потребность в общительности привела к Рукелям богему. Скальбе был еще живым и верным политиком, а Антон Аустриньш – певцом, полным надежд и беззаботным. Собственный серебристый смех владельца и глубокий бас эхом отдавались во всем этом. Заботливая хозяйка тихонько бегала из комнаты в комнату, из дома в амбар и амбар, все так же полна рук, как щедрая осень. Ее дом был полон светлых мыслей и живого языка даже тогда, когда за полями начинали гореть огни Валки.
В это время стрелок Рудайн любил сидеть с железным мастером на улице Семинара, который всю свою жизнь был честным работягой-карликом, и любил смотреть с его ловкостью и слушать рассказы о древних временах Валка.

Мастеру
было что рассказать, так как он хорошо читал свою книгу воспоминаний, в которой жили все жители Валки, которых он когда-либо знал.
Учитель рассказал о временах, когда было основано Общество милосердия. Его главные учителя:

Page 54
Карлис Гулбис, Матисс и работники прихода Ивертс, Карклиньш, студ. Я. Лапиньш, дирижер о. Плич, братья Павловичи. Общество милосердия развернуло очень активную культурную работу и стало широко популярным. Люди посещали ее вечеринки, как жаждущие фонтана воды. В 1912 г. читались лекции Т. Зейферта по истории латышской литературы. Лекции длятся десять дней и ежедневно их посещают 200-250 слушателей. Были также прослушаны лекции Фрича Барды об искусстве. В 1913 и 1914 годах в течение трех дней проводился большой культурный фестиваль. В Валке коренится все более национальный дух. Прогрессивный дух Валка не был социалистическим, если его можно было назвать левым, то только левым в духе Райниса, а не чисто интернациональным.
Была зима. Немцы по-прежнему были у власти и не собирались уходить. Когда лед растаял и ручьи влились в реки, холм Валка Путра отражал пруд мельницы, как он сиял, когда сюда на месяц приходили понаблюдать полунемецкие мамонты. Полмесяца в пруду блестел, как измученный боевой топор. В то время на фронте войны снова что-то было не так.
Следуя развитию латвийской идеи, необходимо вернуться к событиям до немецкой оккупации.
После похищения царя в марте 1917 года латышские националисты усиленно начали готовиться к пути независимости Латвии, хотя интернационалисты путали эту работу.

Page 55
Валка, объединив латвийские организации и самых занятых служащих, был главным инициатором и пропагандистом латвийских идей самоопределения и независимости. Здесь проходят первые приготовления к организации Латвии. Первым реальным шагом в этой работе стало приглашение Центрального объединения ЛР направить делегатов на Валмиерское собрание сельских жителей 12 и 13 марта для обсуждения вопроса об объединении Латвии в административную единицу и типе управления этой единицей. На встречу были также приглашены делегаты из Курземе от беженцев. Встреча называлась Земной встречей. Присутствовало 440 делегатов. Постановление Земельного собрания требовало: Признания Видземе, Курземе и Латгалии одной административной единицей под названием Латвия. Это будет автономная часть России. Латышский язык используется в школах и самоуправлениях.
Это решение стало первым камнем для латвийского здания. Оно выдвигало зрелое требование: законы революционной России позволяли говорить об автономии. Сейчас это кажется умеренным, но в то время идея была достаточно прогрессивной и приемлемой для широкой публики в качестве минимального требования.

Немецкая оккупация

П.
Как и во времена большевиков, выборные муниципалитеты не могли функционировать, все определяла и управляла военная администрация с назначенными попечителями. В школах срочно ввели немецкий язык. На публике нельзя было делать ничего, что не соответствовало бы намерениям немецкого штаба. Латвийский национальный совет по-прежнему должен был оставаться бездействующим. Единственной ее попыткой подать признаки жизни были два меморандума, представленные канцлеру Германии против коварной политики оккупационной власти в Латвии и соблюдения предусмотренного Брестским мирным договором права латышей на самоопределение. Но меморандумы не нашли отклика.
Второй задачей Национального совета было создание в Валке Национального театра, который в то печальное время имел известное культурное и политическое значение — удержать вместе латышскую интеллигенцию и людей, оставшихся в Валке, собрать разрозненную семью и сделать что-то вообще.

Page 61
В то же время на улицах Валка появилась и ржавая борода Андриевой Ниедры. Он говорил, задавал вопросы, что-то сообщал в Нацсовете, что-то чувствовал, чего-то ждал и потом исчезал, как сон. Тогда никто не мог вспомнить, что означал этот сон. Центральная ассоциация и Конзумс могли заниматься только поставкой продуктов питания.
Единственным дыханием для латышей в то время был тот самый «Лидумс», который после отказа большевиков пытался издаваться как газета Крестьянского союза в Москве (называется «Гайсма») и Санкт-Петербурге («Гайсма»). Люди"). Содержание газеты через тонкое сито фильтровала военная цензура, не пропускавшая даже слова Латвия. Редактор Наци должен был использовать свои большие дипломатические способности, чтобы, наконец, дать слово. С цензурой он воевал с каждой комнатой. И все же в Лидуме общественное мнение могло как-то выражаться, могло быть включено в информацию и художественную литературу там, где цензору было трудно его воспринять. Также издавался литературный журнал Jaunā Latvija под редакцией Карлиса Скалбе и Артура Кродерса. У слова были писатели, и это показывало, что письмо еще не задохнулось. Была и национальная мысль.

Участникам
Old Southwestern разрешалось даже проводить вечера писателей в Валке, разумеется, с цензурой.

Провозглашение Латвии

П.
Существовали три сильные политические группировки, чьи индивидуальные взгляды было нелегко примирить. Союз фермеров с центром в Валке, Демократический блок в Риге и социал-демократы. Затем Карлис Улманис, который был основателем и лидером крестьянского союза, но также участвовал в Демократическом блоке на протяжении всей оккупации, использовал свои дипломатические и политические навыки для предотвращения споров. После переговоров с демократическим блоком в Риге он немедленно выехал в Валку, где было созвано полное собрание крестьянского союза с участием сельских отделений.
Встреча состоялась 15 ноября 1918 года. Это произошло в редакции Līduma. Он был достаточно обширным, так как приехали представители и из сельской местности. Среди лидеров союза фермеров были Карлис Улманис, Микелис Валтерс, В. Гулбис, П. Сециниекс, В. Скубиньш, ред. О. Нонакс и др. Митинг открыл Карлис Улманис, доказавший в длинной речи, что настал последний момент для провозглашения независимости Латвийского государства и для латышей, чтобы власть была в их руках.

Безоружные люди

П.
Не прошло и месяца с тех пор, как Конзумс, Лидумс и члены Народного Совета покинули Валку, когда уже пришло известие о вторжении Красной Армии в Эстонию и их переезде в Валку. В Валке не было ни вооруженного человека, ни револьвера, который мог бы выстрелить против оккупантов, потому что все оружие нужно было вовремя вернуть немецкому коменданту.
Как только немцы ушли, местные общественные работники собрались в кредитном союзе Валки, чтобы обсудить, что делать для безопасности и как бороться с большевиками. Др. Ливы предложили вести переговоры с эстонцами по этому поводу.

Page 100
После ухода немцев чиновники снова собрались в райсовете, чтобы обсудить организацию партизан. Опять же, вопрос с вооружением остался нерешенным.
Все, что оставалось северной Латвии, — поддаться судьбе. И такая судьба была у власти большевиков. 18 декабря большевики вошли в Валку.
Переодевшись, большевики тут же занялись организацией администрации. Он поставил своих людей в городское правление, назначил уполномоченных, учредил трибуналы, основу своей власти.

Стр. 101
Были реорганизованы и школы. Общественная жизнь полностью исчезла, и ситуация стала такой же, как и во время немецкой оккупации. Предыдущие ассоциации были закрыты, чтобы открыть клубы коммунистической пропаганды.
Большевики подвергали безоружному населению большой террор. Ужасы смертной казни гуляли по улицам. Количество расстрелянных выстрелов на 130 человек - за один месяц. В ту же ночь на Лугажском кладбище из автомата были расстреляны 50 человек, известных людей Валки и окрестностей. Расстреливали и в гравийных карьерах у трактирной дороги Зиле и на нынешнем братском кладбище, расстреливали по решению трибунала и тоже без всякого суда людей, которые тоже с точки зрения большевиков не виноваты . Это была сильнейшая оппозиция новому режиму.

Страница 103
Время большевистской власти в Валке длилось 1 месяц 13 дней (с 18 декабря 1918 г. по 1 февраля 1919 г.).

1
февраля эстонские и финские войска вошли в Валку. В ходе той же процессии были освобождены окружающие Валку латышские приходы.
Валка только что была зачата; На второй день эстонский комендант созвал заседание городского совета, на котором председательствовал председатель совета, учитель Брикманис. На встрече обсуждалось сотрудничество Латвии с эстонцами, но не было осуждения дел. На второй день Брикман должен был явиться к финскому командующему Кальме. При этом поясняется, что, согласно собранной информации, он признавал деятельность нынешнего состава совета невозможной, поскольку, именно, большинство латышей в совете было получено незаконным путем путем участия в выборах в Курземе, беженцы не являлись постоянными жителями Валка.

Page 105
Давний эстонско-латышский спор о господстве Валки прервал деятельность городской думы в серьезный момент. К работе были допущены только эстонские мыслители, которые затем разделили школьные здания, была создана школьная комиссия, в которую из латышей были приглашены директора Стипро, учитель Брикман и учитель Брок.
Это вызвало замешательство в латвийском обществе.
Затем, чтобы направить латышей, было проведено несколько встреч от латышских общественных организаций, на которых присутствовали представители: Видземской земельной думы, Валкской городской управы, Валкинского общественного объединения, Валкинского общества помощи, ассоциаций. Наиболее активными сотрудниками встречи были: д. Ю. Либиетис, Янис Кименс, педагог Карлис Гулбис, педагог Бричманис, педагог Матисс, реж. Й. Стипрайс, фермер Шмитс, Биркертс, Удрис и П. Инд.

Выдвинутые на собраниях валькских
организаций руководители решили обратиться к Калме, местному командующему эстонско-финской армией, за разрешением на организацию латышской армии из жителей освобожденных и будущих освобожденных латышских уездов. Делегаты были отправлены в Калму Dr. Янис Либиетис и Отто Хасманис, член Земельного совета.
В первом разговоре Калмс был сдержан и хладнокровен. Он сказал, что, по его информации, все латыши были великими. Калмс не дал четкого ответа делегации, но его попросили выступить с конкретным предложением.
Было проведено повторное совещание государственных служащих для обсуждения и принятия вносимого предложения, и было решено, что в первую очередь необходимо определить количество мужчин, подлежащих призыву на военную службу в освобожденном районе, поэтому следует издать приказ о зарегистрировать призывников. Приказ должен быть издан от имени Земельного совета, избранного Керенским, который был продлен комендантом города Корнеллом 13 февраля; членами правления были: учитель Эрнест Нагобад, староста Лугазского прихода Пол Индус и крестьянин Отто Хасманис; Комендант Корнелл предоставил помещение Правлению Земельного совета округа Валка. В Канцелярии на улице Ригас № 1. 9. и выдал 2000 эстонских марок на организацию работы. Это было первое официальное латвийское учреждение, на которое можно было положиться в общественной работе.

Страница 107
Что касается того, кто должен подписать приказ о регистрации, в ходе консультации было признано, что он должен быть подписан теми, кто связан с предыдущими небольшими правительствами, чтобы приказ имел необходимое общественное уважение и правовую основу. Распоряжение было подписано Отто Хасманисом, членом окружного совета, который получил некоторую легитимность и доверие.
Порядок был следующим:

Требовать.

            Правление Земельной думы Валкского уезда по распоряжению Временного правительства Эстонии в соответствии с Временным правительством Латвии приказывает посетить Валку, ул. 9, 18 февраля 1919 г. в 10.00 для всех жителей города Валки, предместий и Валкской волости:
латышских чиновников до 50 лет;
Латвийские военные врачи до 60 лет;
военные служащие до 50 лет;
Латвийские фельдшеры до 45 лет;
латышские унтер-офицеры, а также выпускники унтер-офицерских учебных отрядов до 35 лет.
Все пять категорий солдат, проживающих в Валкском уезде, до одного возраста должны прибыть в Валку, на улицу Ригас 9, 19 февраля 1919 года в 10 часов утра.
Все должны быть в тепле и по возможности одеты в военную форму, а также взять с собой продовольствие примерно на 5 дней.
В случае невыполнения этого приказа виновные будут привлечены к ответственности военным трибуналом.

Утомительный

Председатель правления
О. Хасманис

Страница 108
Второй приказ был:

Требовать.

Настоящим правление Земельной думы Валкского уезда предписывает полную явку для регистрации всех латышских мужчин, проживающих в городе и пригородах Валки, которые родились между 1869 и 1902 годами включительно.
Регистрация будет проходить в Валке, на улице Ригас № 1. 9, 21 и 22 февраля 1919 г. от 10-12 часов гной. и с 2 до 4 часов дня. Железнодорожные и почтовые служащие освобождены от регистрации.
В случае неисполнения этого приказа виновные будут привлечены к ответственности сельским военным судом.

Утомительный

Председатель правления
О. Хасманис

С предложением к полковнику Кальме второй раз отправились те же делегаты, что разрешило регистрацию. Приказ о регистрации был размещен на столбах и разослан по приходам.
Дальнейшие переговоры о полной мобилизации с полковником Кальмом вел также доктор Кальм. Лив и Отто Хасманис. Состоялся важный разговор с Д. Лив и Отто Хасман с Калму. Когда латышские делегаты заговорили о получении оружия, Калмс пригласил к себе в кабинет господина, которого представили как мастера.

Полковник
говорил с учеными по-фински и что-то показывал на карте Латвии и Эстонии. Можно было понять, что речь идет о латвийско-эстонской границе. После долгих консультаций с ученым Калмс обратился к делегатам с вопросом: «Где проходит латвийско-эстонская граница?»
Др. Ливы ответили, что, согласно голосованию 1917 года, Латвии принадлежали Валка, Валкская волость, Лиел-Лугажу, Педеле, Эргеме, Кагери и Кору волости.
После этого объяснения Калмс снова поговорил с ученым. Тогда он сказал Лив, что это не так. Граница совсем другая, южнее.
«Тому, кто коснется этой линии, придется иметь с ней дело», — сказал Калм. Др. Лив указал, что он не имеет полномочий решать вопрос о границе, а упомянул только 1917 год. результат голосования.
Кальмс успокоился, но никаких ответов по поводу поставки оружия и разрешения на мобилизацию не последовало.
В другой раз тот же Калм показал Хасману карту, на которой эстонско-латвийская граница отмечена красной полосой вдоль реки Салацы, через Седу до Рижского шоссе у Вежских трактиров, моста Неда, оттуда вдоль Гауи до старая этнографическая граница.
Таким образом, вопрос границы и давнее эстонско-латвийское соперничество за культурное и экономическое превосходство в Валке и ее окрестностях уже тогда волновали эстонцев.

Поведение Калмы
заставило латышей беспокоиться о своем положении не только по отношению к большевикам, но и по отношению к эстонцам.
Несмотря на отсутствие указаний и новостей от Временного правительства и отсутствие реакции эстонцев о сдаче оружия, латвийские организации гражданского общества начали усиленно готовиться к мобилизации, чтобы эстонцы не получили всей инициативы. От большевиков освободились семь латышских приходов: Валка, Кагери, Лугажу, Лиел-Лугажу, Кору и частично Эрджемес и Педеле. Здесь уже можно было что-то сделать.
Латыши решили самостоятельно стоять на своей небольшой оставшейся территории и начать борьбу за страну.

Page 111
Северная Латвия, Валка, колыбель национальной мысли, хорошее место для этой цели. А 3 февраля 1919 года глава правительства в Таллинне договорился с главой эстонского правительства об организации латышской армии в северной Латвии. Уже 3 февраля Временное правительство назначило инженера Маркаса Гайлите главнокомандующим Вооруженными силами Северной Латвии, Яниса Земитанса — главнокомандующим Вооруженными силами Северной Латвии, а лейтенанта Лаури — главнокомандующим Вооруженными силами Северной Латвии. Главнокомандующий Валка.
18 февраля в Валку прибыли М. Гайлитис, лейтенант Лаурис, полковник Янсонс, Робежниекс и другие представители армии.

П.
_ Жители пожертвовали одежду, велосипеды, мотоциклы и другие полезные для военных вещи. Выросло доверие к латвийскому государству и армии.
Для информирования населения о событиях и действиях правительства в Валке одновременно с 20 февраля начала выходить газета «Jaunā Dzīve». У газеты было 24 номера, она прекратилась 17 апреля, когда газету «Голос народа» возглавил популярный редактор «Лидумы» в Валке. "Jaunā Dzīve" вышла за счет государственных служащих Валки. Его редактором был преподаватель К. Гулбис и соредактор Янис Пориетис.

Публичный взрыв

113 стр.
Общественная работа в Валке была призвана со всех сторон. Общественные организации и их сотрудники, а также незаконченный Земельный совет не могли сделать все это успешно, поэтому было создано Общество Красного Креста Северной Латвии, которое должно было заботиться о латышской армии и населении физически и морально. Д-р был избран председателем ассоциации. Янис Либиетис, его члены Элеонор Янсонс и Паулс Скривери, секретарем был Янис Дзиркалис, кассир Янис Стипрайс, его член Петерис Пакалнс, бригадир Янис Кименс, все они обязались работать без вознаграждения.
Красный Крест в первую очередь обращал внимание на голодных и нуждающихся, снабжая их едой и одеждой. Многое надо было накормить и одеть, а средств не хватало.
Первой задачей ассоциации был сбор средств. Сумма, пожертвованная друг другу, была слишком мала для проведения масштабной работы, поэтому правление ассоциации провело дни открытого сбора средств 16 и 17 марта, что позволило выделить дополнительные средства.

Товарищество
призвало крестьян жертвовать свою продукцию, так как на рынке ничего нельзя было купить, он был пуст, и горожане должны были давать деньги. Продовольственное положение в Валке было очень тяжелым. Осенью 1918 года зерно было уничтожено войсками Валкского уезда. Во время оккупации его захватили немцы, а при большевиках остатки выловила Красная Армия. Таким образом город Валка и его окрестности были опустошены. В городском бакалейном магазине однажды продали по 2 фунта овсянки и по 2 фунта мармелада на человека, вот и все.
Поначалу обращение Красного Креста к крестьянам не имело большого успеха. Позже Красный Крест стал центром, вокруг которого объединились все, кому небезразлична независимость Латвии. Особое участие в жизни принимали дамы Валка, помогая своими рукоделиями.
В середине марта товарищество открыло народную кухню, где подавалось 320-400 обедов по четверти хлеба на человека.

Page 115
Если в пожертвования поступало молоко, его отдавали детям. Нуждающиеся люди и их дети на кухне в то время очень поддерживали.
Для войск Красный Крест был не только санитарным учреждением, но и интендантским. В Валке, на улице Александра, был основан военный госпиталь, где сначала два врача Й. Либиетис и Бартс, позже также Яунземс и Данилевскис, 2 милосердные сестры (Винс и Пургале, позже также Эде Рудзите), несколько простолюдинов, заведующая аптекой и экономка. Для солдат было установлено 130 коек. На фронт объединение доставило медицинские и санитарно-гигиенические принадлежности, лекарства, белье, одежду, обувь, самодельные фельдшерские и патронные сумки, носилки, мыло и др. 70 постельных сумок, 191 простыня, 58 покрывал, 46 подушек, 142 наволочки, 283 полотенца, 25 пар перчаток, 49 пар носков, различные кухонные принадлежности, посуда и другие вещи.
С февраля по август госпиталь Красного Креста из частных источников снабжался бельем, продуктами питания и медикаментами. Лишь в августе государство оказало первую помощь.

Page 116
Средства также были предоставлены в виде оборудования, кинотеатров и денежной лотереи.
Доктору Ливский совет решил организовать в приходах производство патронатных сумок для армии. Для каждой фермы необходимо подготовить два патронных мешка.
Сумки были сделаны из холста. Также были изготовлены гигиенические сумки.
Красный Крест вовремя позаботился о строительстве госпиталя, пока латышских частей еще не было на фронте. Когда начался Латвийский фронт, в госпитале каждый день спали в среднем 70 больных и раненых солдат.