Рассказ 19-летней Раисы Ахмедеевой о разведывательном бою 14 февраля 1945 года под Приекуле

Наступил февраль 1945 года. Погода была переменчивой, как это часто бывает в Прибалтике. Утром было холодно, днём шёл снег, вечером начинался дождь, но ночью снова моросил.

Наша 267-я гвардейская стрелковая ордена Суворова Краснознаменная дивизия располагалась чуть более чем в километре юго-западнее Приекуле, где ранее велись торфяные работы. Там проходила линия фронта нашей армии. Отсюда 20 февраля 1945 года началось наступление на немецкие войска, располагавшиеся в Приекуле. Это место временно стало нашим – стрелковым – домом. Артиллерия и другие части армии располагались позади нас, на возвышенности в лесу. Там было легче рыть блиндажи, устраивать доты. Для нас, пехотинцев, самое выгодное место было прямо в торфянике. В то время я служил в 848-м стрелковом полку.

Немецкая линия обороны зигзагом тянулась по возвышенности от школьного оврага до железнодорожной станции в городе. Мы были как на ладони у немцев. Самым трудным в этот день было прорваться через неё, потому что нам не разрешали высовываться из окопов, если только мы не хотели получить пулю в голову. Немцы постоянно обстреливали наши позиции шрапнелью, которая взрывалась прямо над нашими головами.

Траншеи не могли быть глубже метра, или сапёрной лопаты, потому что вода скапливалась глубже. Мы аккуратно высыпали землю из траншей вокруг них, образовав небольшой защитный валик. Мы засыпали его снегом, насколько это было возможно. Землю в траншеях мы укрыли ольховыми ветками. Я хорошо помню, что рядом с моей позицией был небольшой ольшаник. Рыть траншеи мы могли только ночью, и то с большим трудом, потому что недалеко за нашими траншеями вражеские снаряды поджегли торф. Он горел. С одной стороны, хорошо – можно было подкрасться к нему, чтобы согреться. С другой стороны, очень опасно, потому что немцы могли подстрелить смельчака при свете горящего торфа.

Поход за продовольствием из места, расположенного ближе к дороге, был особенно опасным. Мы ели всего два раза в день: очень рано завтракали, пока ещё было темно, и очень поздно обедали, когда уже стемнело. Часто случалось, что подносчик попадал под обстрел и либо справлялся с задачей, либо его подстреливали. Бывало и так, что солдат, несший продовольствие, убегая от огня, спотыкался, и еда из котла высыпалась на землю. Тогда мы оставались без еды.

Когда нам хотелось есть, мы долго думали, что делать. Мы всё придумали! Подстреленные лошади валялись неподалёку от нашей позиции. Мы подкрадывались к ним, отрезали или отрубали кусок сапёрной лопаткой. Затем насаживали его на гибкую ольховую палку и крались к горящему торфу, где его можно было поджарить. Если нам везло и не было стрельбы, можно было насыпать снег в кастрюлю, растопить его и сварить кусок конины. Но только сварить, внутри он всё равно оставался сырым. Но ничего. Когда хочется есть, можно есть и так.

Время от времени наши солдаты выходили на разведку. Им также давали задание захватить немца, чтобы получить больше информации о немецких оборонительных позициях. Поэтому мы называли таких пленных «языками», и разведчики охотились за «языком». В это же время немецкие снайперы с оптическими прицелами и мощными прожекторами просматривали наши позиции и стреляли во всё, что хоть как-то напоминало движущегося человека. Время от времени в небе можно было увидеть воздушный шар, с которого немцы изучали наши оборонительные позиции. Наши артиллеристы часто обстреливали эти шары и их пилотов.

Авиация участвовала в боях под Лиепаей, над портом. Мы знали это, потому что повсюду раздавались крики: «На Лиепаю! За Лиепаю!» Это было главное направление наших боёв, главная цель.

Ночью проводились комсомольские собрания, на которых, помимо обсуждения комсомольских вопросов, бойцов ещё и психологически готовили к бою. Нарушений дисциплины не было, бойцы были очень дисциплинированными. Но это и понятно, ведь нарушения дисциплины могли стоить жизни.

Мы регулярно получали письма из дома. Приходили и посылки от совершенно незнакомых людей – носки, сапоги, носовые платки, табак и другие полезные солдату вещи. Мы очень радовались этим посылкам, ведь они приходили оттуда – из дома, из-за линии фронта. Ради них мы были готовы сражаться сколько угодно, чтобы скорее вернуться домой.

Так мы жили до 20 февраля 1945 года. Каждый день мы наблюдали за Приекули и его окрестностями и ждали приказа идти в бой».

Немцы также подготовили оборонительные позиции. Только времени на выполнение этой задачи у них было больше, поскольку линия фронта приближалась. Возможно, поэтому их оборонительные позиции напоминали неприступную крепость.

Почти каждый каменный или кирпичный дом в городе Приекуле и его окрестностях был приспособлен как для укрытия, так и для стрельбы. В большинстве этих домов имелись также подвалы, где можно было укрыться от воздушных налётов, отдохнуть, перевязать раненых, хранить оружие, боеприпасы и продукты. Поскольку таких домов на относительно ровной местности Приекуле было довольно много, доступ к этим укреплённым пунктам немецкой обороны был крайне затруднён. Если рядом с домами был лес, холм или кусты, то ничего. Но так… по открытому полю…

Возле многих дач немцы использовали необычный элемент обороны – танки, зарытые по ствол в землю. Отсюда оптические приборы позволяли обозревать окрестности довольно далеко, а также стрелять в любом направлении, поскольку стволы танков вращались. Таким образом, обнаружить зарытые в землю танки было сравнительно сложно. Уничтожить их можно было только авиабомбами или крупнокалиберным оружием, боеприпасов к которому катастрофически не хватало. Поэтому зарытые в землю машины служили очень надёжным укрытием для всего и всех, кто в них находился. Кое-где в Приекульском районе до сих пор можно увидеть квадратные, частично засыпанные ямы. Некоторые из них были не бронетехникой, а танковыми позициями.

В Приекуле все кирпичные здания города были превращены в тщательно укреплённые опорные пункты обороны: вокзал, церковь, кирпичный завод, чугунолитейный завод (на месте бывшей молочной), зернохранилище, Шведские ворота и дом Корфу. В последнюю войну здесь работала школа, но с приближением линии фронта здесь разместили немецкий госпиталь. В районе между улицами Райна, Тиргус, Галвено и Киегелю находилось ещё несколько многоэтажных кирпичных зданий. Однако они были разрушены авианалётами уже в 1944 году.

Лютеранская кирха – самая высокая точка Приекуле. Даже во время войны с неё просматривалась довольно широкая часть города, поэтому кирха стала главным наблюдательным и контрольным пунктом. Ночью на башне церкви зажигался мощный прожектор, который, вращаясь, освещал своим лучом любую точку города, так что приблизиться к городу незамеченным было крайне сложно. В кирхе также находилась снайперская точка, чтобы любой, кто приближался к Приекуле, немедленно уничтожался.

Все основные пункты немецкой обороны, как внутри города, так и за его пределами, были соединены траншеями. Солдаты могли относительно удобно и безопасно передвигаться по ним. Траншеи имели чрезвычайно важное значение для маневра во время боя, особенно на относительно ровной местности в районе Приекуле. К моменту боев за освобождение Приекуле и его окрестностей немцы создали три оборонительные линии, шириной около 7 км каждая. Каждая из них имела от 1 до 3 траншей, соединявших основные пункты укреплений – отдельные здания и сооружения, расположенные над землей или под землей.

Абсолютно все мало-мальски важные дороги были заминированы, местами разрушены или завалены камнями и упавшими деревьями. Главные подступы ко всем оборонительным рубежам и их укреплённым опорным пунктам также были заминированы, перекрыты проволочными заграждениями и рвами. Лесные тропы также были завалены упавшими деревьями. Река Вирга с её относительно крутыми берегами являлась естественным элементом немецкой обороны, труднопреодолимым для тяжёлой боевой техники.

Система траншей, пригодных для укрытия отдельных солдат и небольших групп, словно сетью покрывала весь район Приекуле. Многие из этих мест до сих пор хорошо видны в местах, не используемых людьми в повседневной жизни – в лесах, на опушках и в кустарниках.