Прачка пограничной службы
Жительница Колки Мирдза Станкевич делится воспоминаниями о временах, когда она работала прачкой.
В 1952 году я приехал в Колку из Видалес Цирсти, тогда там было около 40 домов. Сначала я жил в маленьком домике рядом со старой школой, нас было четыре семьи, и нам было очень тесно. Через некоторое время я переехал в Уши, в 6 км от Колки, и поселился в «Тиргуслауки». Я прожил там 3,5 года, а потом переехал сюда, в «Приестери». Я живу здесь с 1956 года, а в этой квартире (на втором этаже) – с 1962 года.
Моя сестра работала на почтамте в Колке, я осталась без работы, и муж тоже, потому что мы развелись, потому что он был почти как – и там, и там. И потом, лучше не иметь, чем иметь. Я даже не думала, что мне будет тяжело одной, отдавать двоих детей в школу. Но я решила, что так надо, и всё. Сначала я пошла помогать рыбакам с рыбой, вот Бертольд Виктор.
Потом я начала стирать одежду для российских пограничников, они приносили мне одежду. Начальник почты Красновая и моя сестра уговорили меня взяться за эту работу, потому что пограничники спрашивали, не знают ли они кого-нибудь, кто занимается стиркой. Я уже немного говорила по-русски, но писать и заполнять документы не умела. Я встретилась с начальником почты на почте и договорилась. До меня стирала женщина из Питрагса. Так что я начала работать с 1 марта. Солдаты, которые приносили мне одежду, сказали: «Почему бы тебе не попросить квартиру в Колке, там в доме есть квартира?» Сначала я очень смущалась, но однажды, когда принесли зарплату, я начала просить.
Итак, 20 октября 1956 года я приехал сюда. Квартира на первом этаже была довольно ужасной, окна были собраны из немецких дотов, одно окно было больше, другое меньше, вида не было вообще. Но этот дом считался бесхозным, сейчас он принадлежит православной общине Колки. Здесь жили русские офицеры. В комнате было холодно, мои дети были маленькими, младший ещё не ходил в школу, а старший учился в первом классе. Наверху были только печь и дымоход, но не было ни ставней, ни духовки, чтобы дольше сохранять тепло. До меня здесь жила доктор Марченко, её муж был лейтенантом пограничной службы. Комната была заколочена, но то, как там жил врач, было поразительным. После этого они переехали жить в Колку, в «Кристиэм». В то время в Колке уже была небольшая больница, и врач тоже работал там.
Я стирал бельё для 40 пограничников: рубашки, брюки, нижнее бельё, постельное бельё, портянки. Стирать форму пограничникам не приходилось. Стирать подгузники было сложно, потому что они и так уже ужасно пачкались в своих кожаных сапогах.
Ну, чтобы немного прибраться в квартире, я схитрил и раздобыл на фабрике несколько бумажных коробок, а затем с их помощью снёс среднюю стену, чтобы не было голых досок. Главное было где-то сушить бельё, поэтому я протянул в комнате две верёвки: одну вдоль кровати, другую – вдоль другой. В коридоре внизу построили бойлер, где я мог греть воду. Поэтому я всё время стирал на улице, большой бойлер висел на крючке, и там я кипятил бельё.
Мне дали порошок, но его оказалось мало, я потом сам докупил. Дозировка была 8–10 граммов на килограмм. Говорили, что простыня весит 250 граммов, но чистая. Стирку не взвешивали каждый раз. Сначала я получал зарплату 15 рублей в месяц. Вот так мы втроём и перебивались на эти небольшие деньги. Живи как хочешь. На завод я тоже не мог пойти, потому что детей некуда было деть. Школа была рядом с домом, так что я мог за ними присматривать. Потом, когда офицеры переехали в новый дом, я оказался в квартире на втором этаже.
Офицеры держали свиней в сарае возле дома, через некоторое время на его месте построили прачечную, поставили печь, но это всё, паровые котлы уже греют, и больше ничего не нужно. Резиновые сапоги на ногах весь день и хожу.
Сначала электричества не было, поэтому я гладил угольными утюгами – плетизёрами. Друзья говорили, как ужасно ты гладишь. Я складывала и гладила эти простыни, но гладила рубашки, брюки и наволочки. У меня были такие маленькие коричневые тряпочки, которые я складывала и гладила. Каждый раз получалось 80 простыней, по две на каждую кровать.
Так что месяца 3-4 я стирала за эти 15 рублей в месяц. Но старшина был настолько нормальным, что выписывал мне кое-что дополнительно, например, про одежду повара, посчитав, что я стираю её каждый день. Главное впечатление было то, что мне и детям давали и обед, и ужин, потому что на 15 рублей троим не прокормиться.
Разложить всё бельё на доске было уже сложно, я уже истер около четырёх досок. Хуже всего было сушить, особенно зимой. Они больше не сохнут, замерзают, и всё. Я сушил бельё и на улице, и на заставе, в конце школы, где были лошади и свиньи. Там, за конюшней, был спортзал, и зимой я чаще всего сушил бельё там. Но каждый день мне приходилось носить его туда и обратно, поэтому я носил бельё полузамёрзшим, вбрасывал на плечо штук десять простыней и шёл через поле. После этого я сушил его напротив Колкской лютеранской церкви «Вагарос» возле Дзидра-Бержины, но там мне приходилось нести его по лестнице на чердак. Тогда за церковью стояла телега, теперь её нет, я сушил и там. В Колке почти нет дома, где бы не сушили бельё. Тогда я могла бы вынести белье и высушить его, но теперь не могу, не потому, что у меня нет сил, а потому, что в Кольке больше нет людей, которым я могла бы доверять, потому что белье могут украсть.
Прямо к церкви тянулись четыре водопроводные трубы, так что если зимой повесить трубу в понедельник, к четвергу она высохнет. Летом это легко.
Офицерам не приходилось стирать белье, они делали это сами.
Я тоже был дураком, одно время стирал бельё для матросов, их было человек 16. Матросские тельняшки легко стирать, а вот эти брезентовые костюмы – они были как деревья. Я их не стирал вручную. Привезли стиральную машину «Тула», я тоже стирал по одному костюму. Иногда костюмы были уже очень изношенными, но я хотел их почистить. Потом я ещё стирал строителей, их было человек 30. И ещё какое-то время стирал для маячников. Воду из колодца носил вручную, приходилось всё приносить и выливать. Самое сложное было вручную выжимать бельё.
Чтобы бельё стало белым, я использовал силикатный клей, он продавался в бутылках по 0,5 литра, как это сделать, меня научил друг из Сибири. У меня был большой котел, вмещавший 16 вёдер воды, и я добавил в него бутылку силикатного клея, и бельё стало очень белым. Я стирала по одному котелку каждый день, стараясь посвободнее делать это по воскресеньям. Сначала я также покупала кальцинированную соду, она была дешёвой.
Через какое-то время привезли аккуратную стиральную машину, но она не была предназначена для сельской местности, поскольку её нужно было подключать к водопроводу и канализации, но в этом доме до сих пор нет такой техники. Потом мне привезли стиральную машину «Рига-8», но она умеет стирать только носовые платки, а не бельё для военных.
Я проработал так 28 лет, до 1984 года. Я начал стирать, когда мне было 30, и перестал, когда мне было 58. Я вышел на пенсию в 77 лет, проработав все это время на двух работах, в том числе охранником в пекарне.
Рабочий день начинался в 4 утра, потом я шла подогревать большую кастрюлю, потом готовила детям завтрак, отвозила их в школу, стирала, затем в 12 шла в пекарню и работала до 5. Вечером снова глажка.
У меня был один друг из Советского Союза. Его мать приехала к нему в гости из Ленинграда и пробыла там около двух недель, привезла мне кучу подарков и пригласила на Новый год. Я никогда не была в Риге, но вот я приехала в Ленинград, мне было чуть больше 40. Какими же глупыми могут быть люди! Они возили меня по всем красивым местам, в Эрмитаж, в Петропавловск. Сама я никуда не могла поехать, не было ни денег, ни возможностей. Они оплатили мне дорогу и все расходы на проживание. Так что мы остались каждый в своей стране, потому что я не хотела жить вместе в чужой стране, я вообще не хотела жить в этом городе, встречаться – вот и всё.
Солдаты обращались со мной гуманно, даже когда бригадир резал свинью, он всегда давал мне кусок мяса.
Частные работники больше не использовались. Пограничники сами ухаживали за скотом. Сначала у них было три лошади, сторожа называли конюхом, но позже лошадей ликвидировали. За последние десять лет у пограничников не осталось ни одной свиньи.
Офицеры были в основном украинцы, уже тогда бережливые и трудолюбивые. Сидеренко, Ушнаренко – настоящий был работяга, осенью заготавливал капусту и прочее, погреб у него всегда был полон. Всё это солдатам выдавали в придачу. Он солил яблоки. В больших бочках слоями укладывал ржаную солому и яблоки, а сверху заливал кисло-сладким рассолом. Яблоки были очень вкусные, в бочках не гнили, но были очень вкусными.